«Проблема не в учебниках, а в отсутствии внятной историософской мысли»

Готово ли сообщество историков и обществоведов официально признать, что Россия, несмотря на смены формаций и эпох - русское в своей основе государство, в ходе развития вобравшее в состав множество иных народностей и племён?

История, как известно, относится к числу общественных наук, которые не могут быть беспристрастными. История государства не сводится к механическому перечислению тех или иных фактов, имевших место в его прошлом. Лишь будучи нанизанными на определённый философско-мировоззренческий стержень, они образуют связную, доступную пониманию последовательность. Она, как смысловой мост, соединяет ушедшие эпохи с современностью, даёт возможность живущим ныне постичь бытие тех, кто жил до них.

Историю нужно не просто знать как некую сумму сражений, революций, дат. Историю необходимо уметь понимать.

Подход к пониманию отечественной истории – серьёзная проблема для современной русской мысли. Критическое замечание президента В.Путина о качестве учебников, сделанное им в ходе оглашения послания Федеральному Собранию – в сущности, уход в частность. Дело не в содержимом школьных учебников как таковых. Учебники всегда суть лишь выражение определённой концепции, принятой на данный момент в официальной исторической науке. Причём выражение заведомо схематичное, вульгаризированное, для “масс”.

Для того, чтобы обеспечить школьников адекватными учебниками по истории, необходимо для начала сформировать цельное, логически непротиворечивое историософское представление о ней.

Так существует ли на сегодняшний день в среде профессиональных российских историков общепризнанная историософия, взяв которую за основу, можно было бы написать такие учебники, которые, не плодя заведомых мифов, излагали бы историю страны так, чтобы будущие поколения чувствовали тянущуюся к ним из глубины веков живую нить?

В дореволюционной России историю государства писали с клерикально-монархических позиций. По крайней мере, в той упрощённой версии, которая преподавалась учащимся, история страны теснейшим образом переплеталась с историей правящей династии, которая с момента воцарения Михаила Романова преподносилась непрерывной и гладкой. Россия, возглавляемая самодержцем, понималась не просто как суверенная страна, но как центр православного мира, оплот для всех православных христиан. И возвышение Российской империи и правящей в ней династии означало одновременно и возвышение православного креста, символизирующего бога.

После Октябрьской революции утвердился марксистский подход. Начав с вульгарной трактовки русской истории Михаила Покровского, советская историография достаточно быстро смогла изжить “детскую болезнь левизны”. Глубоко проработанный формационный подход сочетался с реабилитацией русского патриотизма: расширение границ России трактовалось как явление исторически прогрессивное, несущее благо народам Украины, Сибири, Средней Азии и Закавказья, причины большинства внешних войн объяснялись наличием реальных внешних врагов.

Строго говоря, оправдание экспансии не было отступлением ни от буквы, ни от духа марксизма. Карл Маркс, в отличие от современного евролевачья, комплекса вины белому человеку никогда не навязывал и колониальные завоевания европейцев расценивал как дело хоть и жестокое, но в целом вовлекающее отсталые народы в исторический прогресс.

В статье “Будущие результаты британского владычества в Индии” он, например, говорит об этом вполне откровенно. И уж коль скоро сам Маркс ожидал результатом сурового владычества англосаксов в Индии её исторический прогресс, то игнорировать действительно прогрессивные последствия для национальных окраин от вхождения в состав России советские историки не могли ни по разуму, ни по совести. Ведь русская экспансия, в отличие от британской, велась, за редчайшим исключением, без этнических чисток и геноцидов.

Крушение коммунистической идеологии и распад СССР стали причиной не просто для очередного перелопачивания учебников истории. В отечественной исторической науке очень быстро исчезла сколько-нибудь единая и общепризнанная историческая концепция, дающая связное, логически непротиворечивое представление о прошлом страны, о векторе её исторического пути. Тем, кто ещё стремился к подлинному поиску причин как исторического развития, так и исторического упадка, пришлось либо обращаться к различным теориям, идущим с Запада, либо пытаться конструировать свои, выходящими в силу ряда причин маргинальными и сырыми.

Отстаивание формационного марксистского подхода на уровне официальной науки сделалось невозможным в силу природы возникшего на обломках СССР нового российского государства. С точки зрения историка-марксиста события 1989 – 1993 г. есть не что иное, как буржуазный реакционный переворот, поворачивающий движение общества вспять, ибо буржуазный строй заведомо менее прогрессивен и совершенен, нежели социалистический. Вполне естественно, что учебники, написанные с таких позиций, не могли появиться в постсоветских школах.

Начиная с середины 90-х годов XX в. неоднократно делались попытки истолковать российскую историю с позиций теоретиков “открытого общества”. Именно под такие проекты в сфере образования шли в своё время ассигнования от Фонда Сороса (и именно о последствиях их внедрения критически высказался президент). Однако чем дальше, тем сильнее они стали наталкиваться на “вязкое” сопротивление, оказываемое им и существенной частью научного сообщества и – подспудно - государственной властью. Несмотря на проводимый вплоть до последних лет курс на встраивание в западный мир, руководителям системы образования и стоящими над ними высшим лицам государства всё ж таки хватало ума понять, что представление всей тысячелетней русской истории как нескончаемой цепи преступлений против личности, собственности и гражданских свобод есть подведение мощнейшей мины под любую государственную конструкцию страны. Даже ту, что выстраивается на либеральных началах.

Жизненная необходимость в скорейшей “отстыковке” от враждебного Запада, которую оказались таки вынуждены начать власть предержащие в РФ, неизбежно требует и вытеснения либеральных подходов из исторической науки. Но какими именно следует их заменить?

Отсутствие общепризнанной историософской концепции на сегодня – результат отсутствия непротиворечивых трактовок прошлого, внятного представления о настоящем и – шире – отсутствия цельной картины мира как таковой. Судорожные хватания за православие или евразийство вряд ли способны реально помочь делу. Философия истории не учреждается указами президента. Её появление – всегда результат кропотливого труда многих людей: интеллектуалов, подвижников и энтузиастов.

Наше общество, в очередной раз оказавшись на перепутье, как никогда нуждается в том, чтобы понять себя и – через себя – мир вокруг. И размышлять, и говорить об этом необходимо с предельной серьёзностью.

История России (как и история человечества вообще) может быть хотя бы в общих, главных чертах объяснена посредством формационного подхода, основы которого заложили в своё время К.Маркс, Ф.Энгельс и В.Ленин? В каких конкретно аспектах требуется его доработать?

Полноценная философия истории немыслима в отрыве от общественного идеала. Реально ли его сегодня обозначить?

Готово ли сообщество историков и обществоведов официально признать, что Россия, несмотря на смены формаций и эпох - русское в своей основе государство, в ходе развития вобравшее в состав множество иных народностей и племён? Государственная власть, между прочим, такое полупризнание уже сделала, введя в конституцию упоминание о государствообразующем народе, имеющим в качестве родного русский язык.

Вот какими вопросами, прежде всего, стоит задаться тем, кто озабочен сбережением смыслов отечественной истории. Если сумеем придти к согласию в главном, расстановка верных акцентов в учебниках по истории для средней школы – вопрос технический.