Глобальная игра и сумерки в Приднестровье: о ситуации в республике

Будущее ПМР, зажатой между недружественными Молдавией и Украиной, по-прежнему туманно, и тучи над анклавом русского мира на Днестре сгущаются. Об истории приднестровского конфликта и ситуации в республике – наша беседа с известным в Приднестровье общественным деятелем

Приднестровский конфликт – один из многих региональных конфликтов, возникших при распаде СССР. “Замороженный” в 1992 году, он так и не был по-настоящему разрешён. В Приднестровской республике располагаются российские миротворческие части, в 2006 году в ней прошёл референдум, на котором подавляющее большинство жителей высказалось за вхождение в состав РФ, часть граждан непризнанного государства имеют на руках российские паспорта.

Однако будущее Приднестровской Молдавской Республики (ПМР), зажатой между недружественными Молдавией и Украиной, по-прежнему туманно, и тучи над анклавом русского мира на Днестре сгущаются. С 1 января этого года, после окончания срока контракта на поставку газа между российским “Газпромом” и украинским “Нафтагазом”, подача “голубого топлива” в республику была прекращена…

Об истории приднестровского конфликта и ситуации в республике и вокруг неё сегодня мы беседуем с известным в Приднестровской республике общественным деятелем, публицистом и музыкантом Романом Коноплёвым:

– Что, на ваш взгляд, отличает исторический опыт Приднестровья? Чем вызвана его роль в глобальных процессах?

– Следует обратить внимание на все три аспекта, так или иначе затрагиваемые приднестровской проблематикой: экономический, политический и военный.

Приднестровье – фрагмент мозаики в глобальной игре, не слишком существенный для больших игроков, но роль региона как промышленного кластера всегда имела значение для элит Молдовы, Украины, Румынии и России. Компактно расположенные на левом берегу Днестра предприятия составляли во времена СССР промышленный потенциал Молдавии. В период распада большой страны в Приднестровье не позволили распилить и растащить на металлолом наследие СССР – сказался тот факт, что в авангарде “приднестровской контрреволюции” начала 90-х оказался директорат, инженеры, которых спустя десятилетия можно во многом обвинять, но уж точно не в желании разбазарить производственные мощности.

Экономически Приднестровье значительно опережало соседние регионы, пока, наконец, его не заблокировали теми или иными методами – через контроль контура границ, дополнительное к местному налогообложение на уровне Республики Молдова. Финансовые и таможенные барьеры в значительной степени ослабили Приднестровье, и на сегодняшний день можно говорить, что ситуация в этой сфере доведена до логического конца. До абсолютной блокады.

Политически “приднестровский кейс” также имел свои особенности как на локальном, так и на мировом уровне. За пределами Приднестровья сформировалось эдакое шаблонное восприятие относительно “осколка СССР”, “коммунистического заповедника”, хотя, по факту, в период распада Союза коммунисты в Приднестровье, как и везде на постсоветском пространстве, утратили авторитет и влияние, и их присутствие в местной политике носило номинальный характер. Компартии люди не доверяли, как слабой силе, оказавшейся не способной в конце 80-х ни власть проявить, ни страну сберечь, ни предотвратить региональные конфликты. С внешней стороны – да – было решено не трогать памятники Ленину, но скульптуры советских времён – это не про политику. Сегодняшним языком это можно было обозначить как троллинг в адрес проводников “кишинёвской революции” конца 80-х – проходившей под лозунгами физической ликвидации нацменьшинств и решения “приднестровского вопроса” силой оружия.

Таким образом, в Кишинёве возобладала “партия радикалов”, а в Тирасполе – “партия инженеров”. Разумеется, их пути разошлись. Кишиневские радикалы искали поддержку в Бухаресте, приднестровские активисты – в Москве и Киеве. И эту поддержку в Тирасполе всегда замечали.

Приднестровская проблематика вопреки поведению тогдашнего советского руководства оказалась чувствительной темой в самых разных кругах – от самого верха, когда в период распада Союза создавались депутатские группы по убеждениям, до “низовых звеньев” политики – радикальных партий, левых и правых движений, которые возникали и исчезали уже в эпоху “современной России”, “современной Украины”. Особенность, не позволявшая говорить о Приднестровской республике как о левом проекте – участие в вооруженном конфликте националистических групп и партий России и Украины. Казаки в свою очередь были, определённо, монархистами. Вот так Приднестровье на начальном этапе получило поддержку монархистов и националистов. Чтобы при очевидной ломке “советского проекта” не уходить вперёд, в пустоту, а откатиться назад, до дореволюционного проекта. Приднестровье не мыслило себя вне рамок проекта большого пространства. Большой страны.

Надо помнить и тот факт, что на этапе 1990-92 годов в Приднестровье ещё не было никаких идей, ничего нигде и никем не озвучивалось относительно “единой Европы”, “европейских ценностей”, никто не рассуждал о демократии и правах человека, о равенстве возможностей. Всё было гораздо проще и доступнее для масс, прозаичнее. Лозунгами национальных сил в Молдове было объединение румынской нации в общее государство, продвижение Великой Румынии на восток, сопровождаемое этническими чистками в отношении всех остальных – славян, евреев и так далее. Этнические чистки приветствовались и провоцировались радикальной прессой, которая свободно продавалась в киосках “Союзпечати” на обоих берегах Днестра. В своих амбициях молдавские радикальные политики значительно превзошли элиту Бухареста тех лет – в Кишинёве новые румыны хотели быть большими румынами, чем сами румыны, те, что в Румынии.

В Румынии, где были свои проблемы с бедностью и нестабильностью, большинство населения вообще было не в курсе относительно подлинных процессов, происходивших в Кишинёве в период конца 80-х – начала 90-х. Относительно роста национального самосознания и борьбы со славянами и прочими. Разумеется, в Тирасполе и других городах левобережья Днестра отреагировали, и эта реакция директоров предприятий получила общественную поддержку. Этих пародийных “румын” решили не пускать, когда они поехали с оружием навести свои порядки. Сколько в этих процессах было поддержки со стороны Москвы, о которой в Кишинёве иногда вспоминают, – “сколько-нибудь”, возможно, и было. Но надо помнить то время – кто в Москве в эпоху полнейшего хаоса брал на себя ответственность за Приднестровье публично? Никто. Там все боялись своих “ветров перемен”. Сбрендивший самовлюблённый Горбачёв? Нет, конечно.

Осторожный Лукьянов, говорят, симпатизировал. Ну, за чашкой чая без телекамер, быть может, было много сочувствующих. Но без самих жителей Приднестровья, без народных лидеров и их авантюристского духа ничего бы этого не было.

Прошли годы. Как и в экономической, так и в политической сфере элитам Приднестровья не удалось самостоятельно справиться с внешними вызовами ни в сфере экономики, ни в сфере формирования должного политического имиджа. Хотя Тирасполь и предпринимал определённые шаги, но не было системной работы в первые десятилетия, когда она могла привести даже к признанию.

А затем все начали жить одним днём, схватки элит, влияние Молдовы и Украины, хаотичные процессы привели к тому, что, по большому счёту, в ПМР как в проекте независимой страны не было твёрдой заинтересованности за её пределами. А так долго продолжаться без последствий не может. Если маленькие страны где-то в мире и приобретали свою независимость рядом со странами крупными, – это зачастую заслуга покровителей. Процессы же новейшей истории на постсоветском пространстве более сложны, поскольку интересы тех же Москвы, Киева и Кишинёва не отличались какой-то определённостью. Там шли свои процессы, сломы и революции. Поэтому Приднестровье и оказалось предоставленным самому себе, опираясь ситуативно на элиты Москвы, Киева и Кишинева.

Что касается военного аспекта, то, очевидно, Приднестровье представляет интерес для внешних сил фактом наличия взлётно-посадочной полосы, способной принимать тяжёлую авиацию, гигантским складом боеприпасов, вывезенных из ГДР. Часть этих боеприпасов, как констатируют в Молдове, вполне пригодна к применению. Так что было бы странным, если б интерес не возникал. Особенно с учётом сложной международной обстановки.

– Что с энергетикой Приднестровья? Какова роль Молдавской ГРЭС в нынешних процессах?

– Есть определённый личный опыт. Я из семьи энергетиков, и мама, и отец, и отчим работали на Молдавской ГРЭС. Станция была и моим первым местом работы, в 1991-92 годах. Это не просто региональная тепловая станция. Строительно-монтажное управление (СМУ Молдавской ГРЭС) обеспечивало развитие энергетики в Причерноморье. Моя мама работала инженером планово-технического отдела СМУ, готовила проектную документацию и контролировала поставки оборудования на Ладыжинскую и Бурштынскую ТЭС, расположенные на территории нынешней Украины. В планах было строительство АЭС в Одесской области, в Теплодаре. Которые не были реализованы из-за взрыва в Чернобыле. Отец работал инженером и монтажником, позднее переехал в Курчатов, на Курскую АЭС. Отчим до середины нулевых работал начальником таможни Молдавской ГРЭС, у него на глазах проходила приватизация, череда перепродаж станции.

В советский период работали все 12 энергоблоков, из них 8 – на угле. Снег зимой в Днестровске чернел довольно быстро. Электроэнергия поставлялась в Румынию, Болгарию, Украину и Молдавию. Колоссальные объёмы. Конечно, не без проблем в экологии. Уголь и прочее – это онкология, разные формы. Это плата за прогресс.

Процессы приватизации Молдавской ГРЭС не прошли безболезненно, у новых собственников были большие планы, но они не были реализованы. В последние годы станция работала в основном на молдавский и приднестровский рынки. При этом одно из подразделений станции – распределительный узел, отвечающий за переток электроэнергии между Румынией, Украиной и Молдовой. При необходимости рубильник блокирует доступ электроэнергии на территорию Молдовы извне, из той же Румынии, как он поступает сейчас. Этот рубильник является не только техническим, определённо, это политический, и в какой-то мере военный инструмент. Поэтому внимание к нему было приковано ещё в период конфликта на Днестре в 1990-92 годах. Готовилась атака на станцию, её захват. Однако она не произошла. В Приднестровье готовились оборонять станцию.

Нынешний кризис, как принято сейчас говорить, это не просто “кризис”. Фраза звучит успокаивающе. Это политтехнологическое клише, которое должно произвести эффект расслабленности. Не знаю, кто её придумал и зачем. “У нас энергетический кризис”. “У вас энергетический кризис”. В моём понимании это примерно как начать душить кого-нибудь и при этом комментировать: “Успокойтесь, пожалуйста, у вас всего лишь кислородный кризис”. Вот, все нынешние цитаты про некий “кризис” – из этой же серии.

Новое руководство станции после приватизации не ремонтировало энергоблоки, работающие на угле. Блокам нужны капремонты. Бывшие руководители станции тогда недоумевали – “что это за приватизация, если они ремонты не делают. Только прибыль снимают”. Определённо, амбиции новых собственников по продвижению на балканский рынок не были реализованы.

На угле производство электроэнергии значительно загрязняет окружающую среду, с поставками газа проблем не возникало, менеджмент станции принимал свои решения, про угольные блоки забыли. В итоге сейчас работает один из восьми, с частичной нагрузкой. Остальных считай что и нет. Молдова право собственности россиян на станцию не признавала, хотя контракты заключались, нужно же было брать где-то электроэнергию. В Одесскую область также были поставки. Долгое время складывалась как-то конфигурация, удобная всем. Приватизация в Приднестровье прошла успешно и эффективно, собственники приходили со связями, с амбициями, всё, как положено. Ничего не разграблялось, предприятия искусственно не разорялись.

Приднестровье не платило за газ и получило российского газа за весь период на сумму более 11 млрд долларов США. Газ был переработан в электроэнергию, продан приднестровским и всем прочим потребителям. Из налогов и, вероятно, частично доходов станции власти Приднестровья оплачивали пенсии, социальную сферу, поддерживали коммунальную инфраструктуру. Зарплаты госслужащим. По сути, в условиях неурегулированного статуса регулярных проблем с открытием-закрытием в Молдове банковских счетов, проблем с таможней эта финансовая подушка поддерживала приднестровскую государственность. Но и не только.

Относительно дешёвый газ и электроэнергия точно таким же образом поддерживали государственность Молдовы. Поддерживали соседние украинские регионы, которые также зависели от поставок с Молдавской ГРЭС. По сути, ГРЭС создавала кластер стабильности, полноценной работы промышленности в Причерноморском регионе.

– Каким образом влиял все эти годы фактор Украины на процессы в Приднестровье?

– Можно разделить, как шли процессы на бытовом и официальном уровне. На уровне бизнеса и политики Украина всегда была спутником Приднестровья и играла в значительной степени роль партнёра в коммерческих вопросах, а также покровителя в политических – были и такие этапы. В Приднестровье проходили неофициальную таможенную очистку товары для украинского рынка. Это был своего рода офшор, благодаря которому на украинский рынок попадали не только окорочка, но и многое другое. Ситуация устраивала всех, формировались тем самым более дешёвые цены на товары в соседней стране, где было не всё благополучно с работой и тому подобное. Приднестровье в прошлом было частью Украинской ССР, Котовский и его коллеги-лоббисты предложили создать на территории советской Украины Молдавскую АССР со столицей в Балте. Позднее её часть вернулась в состав Украины, а другая часть – нынешнее Приднестровье – была присоединена к Бессарабии, так была создана Молдавская СССР.

На бытовом уровне у каждого – свой отдельный опыт.

Эпоха новейшей истории Украины для приднестровцев – это история пересечения границ при поездках на море и в Россию. Истории случались разные, порядка в этих структурах украинских не было, люди тоже работали разные. Возникало множество инцидентов, раздражение. Рэкет, всевозможные поборы со стороны украинских таможенников – жителей Молдовы, возвращавшихся с заработков из Подмосковья, грабили регулярно таможенники в поездах, уже на последней станции перед выездом с Украины. Социально неблагополучные регионы, там десятилетиями таможенники жили вымогательством и грабежами.

В итоге, когда мои родственники переезжали из Приднестровья в Россию, в 2005 году, мама с отчимом решили не брать домашнюю библиотеку русской литературы, которую собирали много лет. Да и вообще мало чего взяли. Чтоб не раздражать лишний раз. Мало ли, на кого нарвёшься. Требовалось нереальное таможенное оформление на каждую вилку, с пошлинами и волокитой, чтоб всё делать официально. А везти русские книги на свой страх и риск – это зависеть от убеждений и политических взглядов какого-то отдельного таможенника, зачастую бандита.

Вот такое бывает. Поучаствовать инженером в строительстве тепловых электростанций в южных регионах СССР, а спустя пару десятилетий оставить всё имущество, по дороге в Россию. Чтобы избежать инцидентов и вымогательства. Жизнь непредсказуема.

Историй неприятных была масса, когда вымогали деньги у жителей Молдовы и Приднестровья за провоз поездом через Украину курицы, типа “куриный грипп свирепствует, не дашь денег – выходи из вагона, будем анализы делать”.

Затем в Киеве поменялась власть, границы с Приднестровьем постепенно полностью закрыли.

Следует отметить, что в Приднестровье примерно 85% жителей имеют гражданство Республики Молдова. 15% – это граждане ПМР и РФ либо ПМР и Украины. Люди без молдавских паспортов – это наиболее незащищённая часть населения сегодня, зачастую пенсионеры. Им дорога за пределы ПМР – это всегда билет в один конец. Это означает полную утрату и жилья, и имущества.

Полмиллиона человек оказались в катастрофической ситуации. Деться им некуда. Отсутствие газа и угля, а до последней черты остаются уже даже не недели, а дни – это для приднестровцев потеря всего. И света, и лифтов, и воды в трубах, и тепла. Это холодные многоэтажки без всех коммунальных удобств. И пенсионеры в них, которые зачастую годами не выходят из своих квартир. Что ждёт этих людей? От кого им ждать помощи?

– Как можно охарактеризовать сегодняшнюю ситуацию с урегулированием военного конфликта на Днестре?

– Независимость для приднестровцев никогда не была самоцелью. Всегда обсуждался вопрос цены объединения берегов Днестра, для того чтобы процесс интеграции прошёл без дискриминации и вынужденной миграции. Ведь и без того Молдову покидают люди более часто, чем в любом другом регионе Европы. По разным оценкам, от 6 до 11 млрд долларов – цена объединения, если это цивилизованный процесс, если в итоге сохранятся рабочие места. Если без варварства, депортаций и геноцида.

Ещё относительно недавно я бы мог сказать, что конфликт практически на 95% исчерпан. Идут, казалось бы, годы. Молдова и Приднестровье сложили свою особую конфигурацию отношений, во многом дополняя друг друга. Приднестровье – промышленный кластер, Молдова – научно-культурный. Это не было просто каким-то бумажным сотрудничеством или перемалыванием грантов на уровне НПО. Массовая миграция населения из Молдовы в Приднестровье в последние десятилетия. Вплоть до того, что у нашей семьи в Тирасполе одну из квартир приобрёл военный пенсионер из Молдовы. Причины простые – разница коммунальных платежей, в Приднестровье они были кратно меньше.

Но и не только. Понятно, что не столь велики вложения, чтоб навести порядок на улицах, клумбы, скверы, внешний вид, но в Приднестровье местные власти на это средств не жалели, в то время как в Молдове в последние десятилетия на этом было принято экономить. И зачастую все скверы с памятниками, что остались в наследство от СССР, до сих пор в том же ветхом, полузаброшенном виде там пребывают. Вот и где после этого “заповедник застоя”, если граждане голосовали ногами, массово переезжая с правого берега на левый?

В последние годы сама граница и всё, что с этим связано, носили большей частью условный характер, мало значили все эти элементы, чтобы заострять на них внимание. Конечно, всегда существуют какие-либо политизированные группы, экзальтация каких-то отдельных персон, разовые инциденты. Но в целом конфликт был максимально близок к разрешению.

Происходящее сегодня – уж не знаю, кто является кукловодом этих процессов, – словно некая сознательная попытка разрушить заново воссозданное единство берегов Днестра. Возобладал язык вражды, звучат презрительные комментарии из уст официальных представителей Кишинёва, и это не может не шокировать. Пара цитат:

“Приднестровцев ждут холод и голод”, – это комментарий действующего чиновника, ответственного за контакты с Приднестровьем.

“Жуйте ваши сопли и мучайтесь”, – это комментарий экс-министра обороны Молдовы в адрес жителей Приднестровья.

Глава Молдовы делает селфи из вагона поезда по пути в Киев. Ещё один политический жест. Смысл?

Нынешние высказывания представителей Кишинёва говорят о том, что перед нами проводники моноэтнического проекта Единой Румынии, сторонников которого и в самой Румынии не так уж и много. Это “партия мести” в Кишинёве.

Выходит так, что когда-то, десятилетия назад, по обоим берегам Днестра на государственных постах и около оказывались производственники. В Молдове своих производств на правом берегу, считай, что уже нет. В политических кругах вращаются всё больше гуманитарии или персонажи с кругозором бухгалтера или операционистки банка. “Здесь вижу, здесь – не вижу”. Примерно такое видение. Люди не понимают. Не разбираются. И просто делают то, что скажут. И говорят, что думают, не думая. Страдать другим.

Предприятия в Приднестровье остановлены. Люди на левом берегу Днестра считают дни до окончательного отключения газа, у кого он ещё есть в трубах, и электроэнергии. Сам факт, что уже есть погибшие и пострадавшие, люди, получившие отравление продуктами горения, есть сожжённые дома по неосторожности, когда люди пытались согреться в лютый холод, – всё это признаки “разморозки” конфликта. Уже имеются жертвы новой фазы конфликта на Днестре. Следует это осознать.

– Что может дать возобновление поставок газа в тех вариантах, которые предлагает Кишинёв?

– Конкретики в предложениях пока нет. Кишинев выступает с обвинениями в адрес “Газпрома”. Но всё на уровне политических деклараций, не подкреплённых документами. У “Газпрома” аргумент, что он не имеет обязательств поставлять газ “как угодно”, если прекращается транзит через Украину. Кишинёв считает, что это проблема “Газпрома” искать другую логистику. Без документов на столе нечего комментировать. Мы не знаем, кто кому чего обещал.

Другие предложения Кишинёва пока в незаконченной стадии. В Тирасполе начинают подозревать, что Кишинёв тянет время, дабы добиться энергетического коллапса.

Следует отметить, что нынешняя катастрофа – она и для Кишинёва катастрофа, с короткой отсрочкой. Не будет прежних объёмов поставок газа на Молдавскую ГРЭС по предсказуемым, недорогим ценам – не будет дешёвой электроэнергии и для правого берега Днестра, не будет налогов с промышленности, не будет рабочих мест. А что будет? Бессрочный митинг и танцы у костров?

Эмиссары правящего альянса из Кишинёва в последние месяцы занялись обработкой населения. Заезжают в молдавские сёла вблизи Приднестровья и в ходе политической агитации подбадривают селян, похлопывая по плечу, мол, “потерпите, мы скоро освободим Приднестровье, вот-вот начнём атаковать и всех спасём”. Сельские жители без энтузиазма воспринимают подобную браваду. Поскольку в конфликте 1990-92 годов автоматные очереди наступающих военных Молдовы уже убивали селян, есть могилы на кладбищах. Люди встревожены.

Юрисдикции, паспорта, всё перемешано в сёлах у Днестра – как те же газовые трубы и электропровода. Стороны конфликта на Днестре все эти десятилетия не трогали коммуникации – ни трубы, ни свет. Как-то решали локально, сейчас из-за этих коммуникаций проблемы. Кишинёв шлёт бригады для подключения к своим коммуникациям. Селяне не горят желанием подключаться на Кишинёв, поскольку там дороже платить. Ждут, быть может, все договорятся, и останутся приднестровские тарифы. Чтобы быть запитанными от Тирасполя. И такое бывает.

Параллельно из Кишинёва звучат политические лозунги в стиле “уберите российских миротворцев”. Но это чистая политика. Есть правовая процедура отзыва миротворческой миссии. Кишинёв вправе её инициировать, но это серьёзный процесс, это не обрывочные комментарии для СМИ, это документы. Это не политтехнологии. Но почему Кишинёв так не сделал до сих пор? Потому что правовое решение по миротворцам – это автоматически ответственность за возможное развязывание военного конфликта.

Два гуманитария – главы Молдовы и Украины – на днях собрались и что-то пробормотали насчёт поставок угля. Ни тот, ни другой не понимают, о чём говорят. Украина не имеет угля для Молдавской ГРЭС сегодня. Там нужен особый сорт угля. Это, опять же, политические качели, это не про проблему. Это про имидж.

Проблемы имеют свойства накапливаться. Возможно, конечно, в Молдове совсем не осталось значимых для бюджета промышленных предприятий, которым нужны дешёвые газ и электроэнергия. И там считают, что обойдутся кукурузой. Возможно, элита какое-то количество лет проползёт на грантах международных доноров. Но пока очевидно, что все нынешние процессы – это путь не в цивилизованное сообщество наций. Не к прогрессу. Это путь в сторону Гаити.

– Кто может сыграть значимую роль в стабилизации нынешней ситуации?

– Можно создавать разные площадки, наверняка какие-то из них уже работают неофициально, поскольку, если размораживание конфликта в итоге приведёт к каким-либо военным действиям, будет очевидно сложнее, чем сегодня.

Свою роль способна сыграть Миссия ОБСЕ, к ней регулярно обращаются и Тирасполь, и Кишинёв. Окажется ли значимой её роль, покажет время.

Не стоит забывать, что на территории Молдовы существует Гагаузская автономия, жители которой также окажутся в числе пострадавших в случае, если произойдёт тотальная разбалансировка. А это гарантированно привлечёт внимание Турции, с которой у руководства Гагаузии в последние годы складываются также довольно тесные контакты. Приднестровье – многонациональный регион, поэтому в мире довольно много стран, чьим дипломатам предстоит вникнуть в происходящее.

Для меня очевидно одно. Сам факт того, что мы наблюдаем, что ситуация находится в сегодняшней точке, – это признак некомпетентности и деградации политического руководства Молдовы. Это никому ненужная провокация, это конфликт, которого, будь они умней, им следовало избежать. Избегать следует и радикализации своего электората. Зачем предпринимать шаги, в результате которых страна оказывается в эпицентре нестабильности? У всех этих решений, как принятых, так и непринятых вовремя, наверняка возникнут юридические последствия.

Я с определённой симпатией отношусь к декларируемым ценностям, о которых те или иные политики любят заявлять в ходе выборов. Можно и нужно разделять прогрессивные ценности, защищать права и свободы. И лучше делать это в реальности, в жизни, а не у микрофона. Выводы относительно компетенции делаются по конкретным делам ответственных персон. Из кабинетов официального Кишинёва сейчас звучат большей частью политические лозунги, не имеющие никакого отношения к сути проблем. Возможно, такое прокатит где-нибудь на собраниях преданных активистов, но это разговор ни о чём.

Не исключено, что эти люди на большее и не способны. Не имеют соответствующей квалификации либо они сами – просто исполнители. В таком случае ситуацию вокруг Молдовы и Приднестровья будут вынуждены решать внешние игроки. Когда и как? Попробуйте поразмышлять, окажется ли всё столь оптимистично, если мир меняется и некая микроскопическая, по сути, территория оказывается в зоне геополитического разлома. Где глобальные центры силы пожимают плечами и предпочитают действовать чужими руками. Где никто не следит за сказанными словами и решения принимаются без логики, просто в случайном порядке, будто это не полмиллиона человек, не их судьба, а некий цирк, клоуны и фокусы. И всё понарошку. Без последствий такие вещи не проходят.

Скорее всего, всё будет очень и очень сложно.

Беседовал Егор Васильев