«Социальной базой украинизации явился сам украинский народ»

Не живи в украинском народе сознание собственного украинства, собственной исторической судьбы – политики-националисты, проповедующие к России вражду, обречены были бы оставаться вечными маргиналами

Одной из базовых мировоззренческих черт правящего класса современной России является нарочитое игнорирование национального вопроса, принципиальный отказ от признания фактора национальных противоречий как первопричины большинства конфликтов и войн на руинах СССР. Спецоперация на Украине – не исключение. Даже по прошествии почти двух лет кровавого противостояния в Кремле отсутствует понимание национального характера войны, что президент РФ Владимир Путин в ходе своей большой пресс-конференции 14 и продемонстрировал, в очередной раз объявив русских и украинцев единым народом.

История, как любят подчёркивать политологи, наказывает за невыученные уроки. И новейшая – в том числе. Слепота верхов уже обошлась стране дорого. Изначальная концепция СВО (как можно судить на основании многочисленных утечек в СМИ) и строилась почти всецело на убеждённости, что украинская ветвь “единого народа” если и не встретит русские войска приветливо, как освободителей и братьев, то уж, во всяком случае, не встанет за режим Зеленского стеной и не воспротивится его силовой смене.

Жизнь очень быстро показала несостоятельность подобных иллюзий. Украинцы за свою бандеровскую Украину воевать пошли массово и с упорством дерутся за неё до сих пор, не выказывая в реальности признаков скорого надлома. Тем поразительнее, что в Кремле шоры с глаз не сняты до сих пор – несмотря на почти уже двухлетнюю кровопролитную войну, на бесчисленные свидетельства украинской ненависти к “рашистам” и “москалям”, вопреки даже собственной пропаганде, определяющей бандеровцев (исторических и идейных прародителей нынешних киевских властей) как однозначно чуждых России и чужих.

Разумеется, ненависть украинцев к русскому народу возникла не спонтанно и не вдруг. Украина не одно десятилетие шла к тому, чтобы сделаться (в терминологии наших пропагандистов) нацистской. Верхи РФ, продолжая держаться за ветхую, давно устаревшую доктрину единого народа, удивительным образом закрывают глаза на вопиющие факты из новейшей истории постсоветской Украины, в которую они как геополитические игроки были всегда включены, но которая, как оказалась, их тоже ничему не научила.

Антирусский вектор на независимой Украине выраженно обозначился ещё в 90-е, когда вышедшие из подполья бандеровские недобитки и их последователи развернули идейно-политическую и культурную экспансию в обществе. Базой украинского этногенеза, получившего колоссальный импульс в связи с распадом Союза, стала западенская Галиция – и это, надо признать, было закономерно, ибо именно галицийская версия украинского национализма обладала на тот момент необходимыми слагаемыми успеха: историей долгой партизанской борьбы, пантеоном исторических фигур, идеологической последовательностью, преемственностью, концентрированной ненавистью к внешнему врагу. Все 90-е и все нулевые консолидированный украинский Запад наступал на более рыхлый и не столь “свидомый” украинский Центр – и подчинил-таки его, припаял к себе.

Бессмысленно отрицать, что современные украинцы являются субъектом истории, обладают собственным самосознанием, исторической памятью, культурой и языком, из которых, собственно, и складывается национальная идентичность. Всё это у украинцев имелось, кстати, задолго не то что до распада СССР, но и до его образования, потому учреждение большевиками союзной республики Украина (разные неумные деятели любят сейчас ставить им это в вину) являлось просто констатацией факта: украинцы – хоть и родственный, но всё же самобытный народ.

Карикатурный “суржик”, на котором говорят в ряде районов Новороссии и даже кое-где на центральной Украине, – это не отдельный украинский язык, а всего лишь произвольная смесь русского и собственно украинского языков, возникшая стихийно на русско-украинском этническом пограничье. Говорящих на суржике с рядом оговорок можно отнести к категории колеблющихся, то есть тех, кого ещё можно вырвать из бандеровской орбиты и вернуть в русский мир.

А вот говорящих на мове и считающих её родной (русским, кстати, её без переводчика или словаря понять невозможно) – нет. Это уже самые что ни на есть украинцы, в подавляющем своём большинстве сегодня глубоко враждебные нам. Отрицание разницы между ними и русскими – фундаментальная ошибка либо, хуже того, неготовность взглянуть правде в глаза, страх перед реальностью.

Реальность, между тем, давно уж была далека от сусальных картин единения и братства.

Не секрет, что генеральной репетицией февральского переворота 2014 года явился первый украинский Майдан, чётко и сразу обозначивший национальный, культурный и ментальный раскол государства. Прорвавшийся к власти на волне уличной митинговщины Виктор Ющенко был президентом именно украинской части Украины, идущей в наступление на Новороссию и Юго-Восток. Что первый, что второй, что незаконный третий тур голосования давали в 2004 году почти одинаковую картину: абсолютную поддержку проукраинская и антирусская риторика Ющенко встречала на западе страны (до 90% с лишним голосов во Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской и Волынской областях) и внушительную (от 60 до 80%) – во всех остальных регионах, где доминировали украинская культура и украинский язык (то есть географический центр и частично северо-восток Украины).

И наоборот, в качестве полюса сопротивления оранжевому перевороту выступали ровно те регионы, в которых десять лет спустя и вспыхнула “русская весна”. За выражающего лояльность русскому народу и русскому языку Виктора Януковича поголовно голосовали в Донецкой и Луганской областях, а также в Крыму (те же 90% голосов или около этого). Чуть меньшее, но всё равно внушительное большинство он получил у избирателей Запорожской, Харьковской, Николаевской и Одесской областей, жители которых и в 2014 году поддерживали антимайдан как могли.

Вот тебе и единый народ, на деле непримиримо расколотый по всем ключевым вопросам: культуры, истории, языка, определения будущего в контексте отношений с Россией! Русская составляющая Украины и в 2004-м, и в 2014-м, и в 2022-м однозначно выбирала интеграцию и мир. Украинская же – ненависть, конфронтацию и войну.

Надо было быть совершенно слепым, чтобы не увидеть этого зияющего ещё с 2004 года разлома. И совершенно политически безграмотным, чтобы не понять его национального характера. Всегда и на всех выборах в независимой Украине наиболее рьяную поддержку антирусским политикам-националистам оказывал украиноцентричный запад страны, чуть менее демонстративную, но всё равно неуклонную – остальные украиноговорящие и просто украинские регионы.

Успех государственных начинаний невозможен без широкой поддержки в массах. Социальной базой украинизации явился сам украинский народ. Это он в подавляющем своём большинстве с энтузиазмом воспринял политику строительства украинского государства со всеми его атрибутами: переформатированием исторической памяти, вытеснением русского языка, агрессивным навязыванием своей идентичности всем прочим неукраинцам. Не живи в украинском народе сознание собственного украинства, собственной исторической судьбы – политики-националисты, проповедующие к России вражду, обречены были бы оставаться вечными маргиналами. И в конечном итоге именно он – украинский народ (пусть и при ощутимом содействии политиков и политтехнологов Запада) – вначале вознёс их к вершинам власти, а затем пошёл войной на русский Донбасс.

2014 год навсегда разломил Украину по национальному рубежу, который в своё время и с диаметрально противоположенными целями закладывался в неё составителями советских административных границ. Но бинациональность в конечном итоге послужила не гашению национальных импульсов и укреплению дружбы между народами (как задумывали создатели СССР), а размежеванию и вражде. Украинское население центра страны (не говоря уже о западной её части) не только не оказало сопротивления захвату власти радикальными националистами в Киеве, но и приветствовало его в массе, поддержало.

И напротив – антимайдан с первых же дней обрёл национальные русские черты, ибо он и был закономерной реакцией тех, кто украинцем по рождению не являлся и становиться им (то бишь ассимилироваться) не желал. Крым, Луганщина и Донбасс, сделавшиеся очагами восстаний против киевской хунты, – это как раз те регионы, в которых доля русских среди населения была максимально высокой во всей тогдашней Украине, а доля этнических украинцев соответственно – самой низкой. Этническая карта определила исторический выбор этих регионов. Следом за ними поднялись почти столь же русские Одесса и Харьков, вспыхнули волнения в Мариуполе и Мелитополе, пошло брожение всюду, где только русские и дружественные им малороссы Юго-Востока проживали компактно. Не абстрактные антифашисты, а вполне конкретные русские люди встали на путь борьбы с бандеровской Антироссией.

Маниловские мечтания о “всей Украине” обернулись роковыми просчётами уже на стадии изначального планирования СВО. Массовое и ожесточённое сопротивление украинцев (а отнюдь не одних лишь малочисленных нацбатов, как изначально предполагали в Кремле) почти сразу перевело конфликт в формат длительной и ожесточённой войны, в череду изматывающих позиционных сражений. Если России суждено в ней одержать победу, то её руководству, расставшись, наконец, с иллюзиями и приняв реальность такой, какова она есть, следует усиленно думать, во-первых, о конкретных путях интеграции исторически русских областей Юго-Востока в тело РФ, а во-вторых, о том, как, переконструировав украинскую государственность на остальных территориях, лишить украинцев возможности угрожать России и русскому народу в будущем.

Но не поняв и не приняв главного, что украинцы – давно уже никакие не русские и обратно ими не станут, невозможно не только добиться базовых политических целей спецоперации, но невозможно даже верно их сформулировать и поставить.