Виталий Аверьянов «Николин день. Четвертый час песен»
Философ-традиционалист, член «Изборского клуба» Виталий Аверьянов за полгода выпустил второй музыкальный диск. После февральского предапокалиптического «Пророчества Серафима. Третьего часа песен» нагрянул историософский «Николин день. Четвертый час...» Чего примерно ждать от нового альбома, ясно уже из его оформления. На схематичную карту России, по типу географических точек нанесены названия песен, добрая половина которых имеет привязку к совершенно конкретным периодам нашей новейшей истории: «1994 год», «1996 год», «2000 год», «Конец нулевых», «Москва-Давос» и др.
Можно быть даже шапочно знакомым с воззрениями и работами Виталия Аверьянова, чтобы уяснить себе: речь не о занудном акынстве, не попытке словить хайп на острых темах, и не о принципе «днем в газете — вечером в куплете». Ключом к альбому является интерпретация философом понятия Смуты, которая коррелирует с «теорией черных дыр русской истории» Александра Проханова. Смута — это не определенный исторический период, а энтропийный принцип, который накрывает нас волнообразно с незавидной регулярностью. Носителями этого антигосударственного вируса становятся конкретные деятели, среди которых, судя по героям песен альбома, оказываются Борис Ельцин (чье имя фактически стало синонимом Смуты), Юрий Лужков, Анатолий Чубайс и прочие «злые фармазоны». Как истинный христианин, философ не забывает и о личном покаянии за Смуту, объединяя в двух песнях внутреннюю и внешнюю деструкцию в удачно найденном понятии «Обморока». Это к возможному вопросу скептика «а судьи кто?»
Видимо, поэтому, при всей беспощадности сделанных Аверьяновым выводов, обличительного пафоса от альбома точно ждать не стоит. Автор не сатирик и не пересмешник, а серьезный ученый, который позволяет себе не забывать об этом даже в амплуа музыканта. Просто в альбоме он оперирует не терминами, а формой эпоса. Собственно, другая половина «часа песен» (синоним альбома, по Аверьянову) погружена в эту народную стихию фольклорных баллад и исторических песен. «О взятии Казанском», «Царева гроза», «Николин день» - Виталий Аверьянов достиг такой виртуозности во владении былинным слогом и образностью, что не сразу отличишь народные произведения данного цикла от авторских. Такое намеренное размывание фигуры лирического субъекта необходимо ему для создания коллективного голоса представителей нескольких поколений, которые как бы собираются за одним столом и выносят свой приговор всем разрушителям государственной целостности.
Частушечные ритмы, присущие хроникальным песням тоже насквозь пропитываются этим былинным величием. Простой пример: лейтмотивом нескольких песен «датского» цикла становится фраза «Долгорукого не любят». При всей потешности этого пассажа (с чего, казалось бы, нуворишам, рыскающим в 90-е по Тверской не просто «любить» Долгорукого, а и элементарно обращать внимание на памятник основателю Москвы?), в итоге все же понимаешь: тот, кто не знает и не чтит своих корней, сам обречен на забвение и презрение.
Виталий Аверьянов знает и чтит эти корни — в том числе, и музыкальные. Сергий Радонежский, Димитрий Угличский, Николай Чудотворец, Ермак и герои Сталинграда, Курска и Ржева, преодолев времена и пространства вновь и вновь отправляются у него на защиту Отечества, а Луи Армстронг «исполняет» соло на трубе в «2020 годе», демонстрируя завидную для ковидной эпохи силу легких. В сдержанной героике бонусного «Победоносца» чудится сумрачная поступь поздних песен Александра Ф. Скляра. А в заигрывающем с трансгуманизмом Клауса Шваба обывателе в «Москве-Давосе» узнается архетипический зевака, будто одновременно рожденный фантазией Есенина и Высоцкого, которые тоже наверняка влились в число гостей за столом, верша свой суд над набившей оскомину Смутой.
Вот вам и четкий ответ на вопрос «а судьи кто?»
Комментарии читателей Оставить комментарий