Гусар-девица
«Он взял мою рукопись, говоря, что отдаст ее сей час переписывать, поблагодарил меня за честь, которую, говорил он, я делаю ему, избирая его издателем моих записок, и, оканчивая обязательную речь свою, поцеловал мою руку. Я поспешно выхватила ее, покраснела и уже вовсе не знаю для чего сказала: «Ах, боже мой! Я так давно отвык от этого!». Не по «Гусарской балладе» Это – отрывок из повести Надежды Дуровой «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения». Так легендарная кавалерист-девица описывала свою первую встречу с Пушкиным, происшедшую спустя пятнадцать лет после окончания ее ратной службы. Возможно ли, чтобы через столько времени после войны с Наполеоном, заставившей ее назваться мужским именем, надеть военный мундир и присоединиться к гусарскому полку, подобным образом повела себя Шурочка Азарова – героиня фильма «Гусарская баллада»? Прототипом Шурочки всюду и всегда называют Надежду Дурову. И, действительно, именно судьба Дуровой вдохновила наших современников на создание пьесы, а потом и фильма о лихой кавалерист-девице Азаровой. Однако характер Шурочки не очень-то сходен с характером Надежды Андреевны. Вероятно, «Гусарская баллада» вызвала бы у нее добродушную усмешку: «Вот ведь что про меня навыдумывали», но, может, и упрек авторам: «Экую из Дуровой сделали карикатуру». Вспомнить хоть сцену, когда Шурочка, приняв вызов на дуэль, падает в обморок при виде мыши… Надежде Дуровой такие женские страхи были неведомы. Она с юности совершала в одиночку (тайком) ночные верховые прогулки. Могла, опять же ночью, услышав глухой стон, словно из-под земли, раздававшийся вблизи кладбища, отворить кладбищенскую ограду и бродить меж могилами в поисках его источника. И в куклы в отличие от Шурочки Азаровой Дурова не играла. Воспитателем маленькой Нади с той поры, как взбалмошная мать выбросила ее – нелюбимого, беспокойного своего младенца – из окна кареты, стал гусар, сослуживец отца. Он-то и приохотил девочку к верховой езде, игре с сабелькой и пистолетом. Да так, что никогда потом Надежда уже не понимала прелести девчоночьих забав и терпеть не могла всякие там дамские рукоделия. А что насчет страсти нежной? Бывала ли Дурова так отчаянно влюблена, как Шурочка Азарова в поручика Ржевского? В «Записках кавалерист-девицы» она рассказывает о том, как неожиданно подействовала на нее атмосфера дома ее тетки, женщины, хоть и строгой, но светской, любившей давать балы и собирать у себя хорошее общество: «Не слыша никогда брани и укоризн женскому полу, я мирилась несколько с его участию, особливо видя вежливое внимание и угождение мужчин. Тетка одевала меня очень хорошо и старалась свесть загар с лица моего; воинские мечты мои начинали понемногу изглаживаться в уме моем; назначение женщин не казалось уже мне так страшным, и мне, наконец, понравился род жизни моей». Там сердце Надежды взволновал сын соседки–помещицы. Чувство было взаимным, они уже поговаривали о том, чтоб соединить свои жизни навеки, но – увы. Узнав, что Дурова бесприданница, помещица велела сыну искать другую невесту. Годы спустя Дурова усмотрела в этом своем несчастье волю судьбы, которая предназначила ей не тихие радости в кругу семьи, а ратное поле и военную карьеру. Казачки парня разгадали Конечно, рано или поздно Дурова, задумавшая побег из дома, осуществила бы свое намерение. Но нам, живущим на Дону, небезразлично, что свой план она связала с проходившим через ее город полком донских казаков. В ночь своих именин она инсценировала свое утопление в реке, решив, что мать о ней жалеть не будет, а отец по оставленным ею тайным знакам поймет, что она жива. В казачьем мундире (подарок отца), верхом на верном друге детства – черкесском коне Алкиде – Дурова помчалась в селенье, где остановились казаки, и выпросила у них разрешение дойти вместе с ними до регулярных войск «в звании и одеянии казака». На вопрос «Кто ты таков?» Дурова ответила: дворянин, желающий - вопреки воли родителей - служить в армии. Правда, сначала путь полка лежал не навстречу регулярной армии, а на Дон. И Надежде Дуровой пришлось провести пару месяцев в станице Раздорской. И что же, никто ни разу не заподозрил маскарад? Ну почему? Мужчины оказались не слишком наблюдательны и догадливы. «Казацкие офицеры, - вспоминала Дурова поход до Раздорской, - любовались красотою Алкида моего и вместе хвалили и меня, они говорили, что я хорошо сижу на лошади и у меня прекрасная черкесская талия». Хотя, по некоторым оговоркам Дуровой, можно предположить, что какие-то толки среди казаков на ее счет все-таки были. А казачки - так те сразу Дурову разгадали. «Как мало походите вы на казака! Вы так белы, так тонки, так стройны, как девица! Женщины мои так и думают, они говорили уже мне, что вы переодетая девушка!» - сказала ей однажды, простодушно хохоча, жена казачьего полковника, - того самого, что и взял ее в поход. Дурова, спасаясь от проницательных женских взглядов, стала весь свой досуг проводить в полях и на виноградниках. И уже перед самым отъездом полка из Раздорской, когда казаки прощались с родными, просили благословения у старших и сами благословляли младших, одна из станичниц отважилась на провокацию. Эта женщина – она была из окружения полковницы – подкралась к Дуровой и заставила ее вздрогнуть, огорошив вопросом: «А вы что же стоите здесь одна, барышня?». Но полк уже трогался в путь. Ничего не ответив станичнице, Дурова поспешила к своему Алкиду, и все обошлось, а Раздорская скоро скрылась из виду. Вряд ли раздорские казачки могли предположить, что об этом эпизоде когда-нибудь узнает вся читающая Россия, что его будут вспоминать и сто, и двести лет спустя. Но именно так и вышло. И сегодня экскурсантам, которые знакомятся с Раздорским музеем-заповедником, не миновать той его части, которая рассказывает о побывавших здесь знаменитостях. А среди них, конечно же, - кавалерист-девица Дурова, чьей военной карьере едва не помешали казачки. Но когда же тайное стало явным? В «Гусарской балладе» обстоятельства вынуждают Шурочку Азарову признаться во всем Кутузову, и он, что называется, входит в положение и прикрывает ее благородный обман. И все это – события 1812 года. А на самом деле? Настоящая кавалерист-девица - то есть Надежда Дурова - участвовала уже в антинаполеоновских кампаниях 1806-1807 годов. Однажды она почему-то решила написать отцу и во всем ему признаться. Отец – градоначальник одного из сибирских городков - сообщил об этом своему столичному (питерскому) дядюшке, дядюшка счел необходимым живописать эту удивительную историю императору Александру I. Тот вызвал означенного в письме «улана» в Петербург и, зная о том, что «улан» спас в бою офицера, наградил своего необычного воина солдатским Георгиевским крестом пятой степени. И, как Кутузов в кино, внял мольбам Дуровой не изгонять ее из армии. Интересно, что эпизод встречи Дуровой с Александром, где она отзывалась о государе исключительно тепло и возвышенно, советская цензура из «Записок кавалерист-девицы» вычеркнула. И была еще тайна, которую Дурова не захотела поверять читателям. К донскому казачьему полку она присоединилась в возрасте 24, а не 17 лет, как рассказывала она всем и сообщала в «Записках». К тому же была Дурова не девицей, а супругой мелкого чиновника Чернова. Их совместная жизнь не заладилась, и, оставив на его попечение маленького сына, она вернулась домой. И оттуда уж сбежала в армию. Одна, всем чужая «Записки кавалерист-девицы» получились так увлекательны и хороши, что возник слух: а был ли такой гусар? Уж не мистификация ли это Пушкина? (Ведь первые главы и появились в его «Современнике»). Ради издания «Записок» Дурова приехала в Петербург и времени там провела немало. Когда книга увидела свет, Дурова мгновенно вошла в моду: ее всюду приглашали на ужины, где сама же она и становилась самым пикантным блюдом. Однако в глазах публики кавалерист-девица была не столько знаменитостью, чьей дружбой стоило дорожить, сколько диковиной, возможно, забавной. Увидели диковину – и славно. А дальше что? У мужчин – одни дела, секреты, интересы, у женщин – другие. У Дуровой – не те и не эти. В своей повести «Год жизни в Петербурге» она не без горечи писала о «волшебстве» третьего посещения: хозяева, восторгавшиеся ею при первом посещении их дома и приглашавшие стать его завсегдатаем, при следующей встрече бывали совсем уже не так радушны, а на третий раз и вовсе скользили по ней равнодушным взглядом или, бывало, даже разыгрывали комедии срочного отъезда куда-либо… После «Записок кавалерист-девицы» Дурова выпустила одну за другой еще несколько книг. Она удостоилась похвал критиков, о ней не забыли, составляя сборник «Сто русских литераторов», выпущенный в 1841 г. Как ни удивительно, но после этого Дурова не написала ни строчки. Она объясняла свое молчание тем, что лучше уже ничего в литературе не сделает. Последние годы своей жизни бывшая кавалерист-девица, легендарная русская амазонка, провела в Елабуге, предпочитая человеческому обществу общество своих четвероногих питомцев, которых никогда не удивляло, что их хозяйка ходит в мужском костюме, курит трубку и предпочитает, чтоб ее называли не госпожой Дуровой, а штаб-ротмистром Александровым. Марина КАМИНСКАЯ
Комментарии читателей Оставить комментарий